Гамбургский оракул - Страница 67

Фредди Айнтеллер звонил по телефону. Его разговор с главным редактором «Гамбургского оракула» продолжался вот уже десять минут. За все это время остальные не произнесли ни слова. Дейли шагал по комнате, останавливаясь то у окна, то возле картины. Мун с отсутствующим видом вертел в пальцах запечатанный, завернутый в коричневую обертку пакет, который нотариус оставил перед своим уходом. Ловиза просматривала принесенные Айнтеллером газеты. Наконец Фредди положил трубку.

— Боюсь, что эта неожиданная сенсация доведет нашего главного редактора до психиатрической больницы, — сказал он. — Был уже набран материал и для очередного номера. Этот крик о мщении придется сейчас сбрасывать обратно в наборный ящик.

— Прехорошенькая история, — пробормотал Мун.

— Я не мешаю вам? — робко спросила Ловиза.

— Ничуть, — отмахнулся Дейли. — Наоборот, я хотел бы еще кое о чем поговорить с вами. Как вы могли согласиться на эту затею? Остальных я еще понимаю. Им нужны были деньги.

— Мне не меньше. — Ловиза грустно улыбнулась. — Но, как видите, я во вред себе опять не смогла себя пересилить. Затеянная Магнусом игра в детективный ребус казалась мне с самого начала страшной забавой. Если я в конце концов приняла участие, то лишь потому, что Магнус подчинил меня своей воле. Он умел это делать. Просто сказал: «Ло, для меня это очень важно», — и я уступила.

— Вы сказали «страшной»? — перебил ее Мун. — Скорее странной. Я пытался придумать убедительный, соответствующий его характеру мотив. Тщеславие блестящего детективного автора, которому захотелось хоть после смерти пожинать лавры? Мое уважение к нему пострадало бы, будь это так. Значит, это нечто большее. Хитроумно задуманное отсеивание мнимых друзей от подлинных? Но, судя по всему, Мэнкуп знал уже заранее, что вы единственная останетесь достойной его памяти. Так зачем же ему, ироническому Прометею, такая в высшей мере блистательная, но мелочная уловка?

— Не знаю. — Ловиза снова глядела на картину, словно ожидая от нее откровения. — Изредка мне казалось, что я понимаю его до конца. А сейчас ничего не понимаю. И не хочу ни о чем думать. Просто посидеть последние полчаса в этой комнате.

— Я думаю о другом. — Фредди оторвался от блокнота, в котором набрасывал отчет о последних событиях. — Я имел возможность наблюдать за ним вчера целых пять часов, причем немного иными глазами, чем вы трое. Ловизе мешало знание, что Мэнкуп собирается покончить с жизнью. Вам подстерегающая его опасность, из-за которой он вас якобы вызвал. Мне ничего. Он был действительно весел, а не притворялся таким…

В квартире послышался шум, настолько громкий, что его не могла заглушить толстая обивка дверей. Вернулся Енсен, уходивший, чтобы отослать Рихтера и дежуривших у подъезда детективов.

— Госпожа Мэнкуп явилась? — догадался Дейли.

— Пока только ее дух — транспортные рабочие, которым поручено вывезти на склад весь этот красочный модернизм. И с ними ее слуга… Кажется, я где-то уже слышал его голос, — совершенно не к месту добавил Енсен.

Мун приоткрыл дверь. Двое мускулистых парней выволакивали из комнаты Баллина белый зеркальный стол. Прислоненная к стене коридора, сиротливо стояла картина, вынесенная из комнаты скульптора. По всей квартире разносился грохот передвигаемой мебели и топот ног.

Мун тихонько прикрыл дверь.

— На чем мы остановились? — спросил он.

— Говорили о госпоже Мэнкуп, — засмеялся Дейли. — Современность будет с позором изгнана, повсюду расставят тяжеловесные стулья с гнутыми ножками, дубовые буфеты с мейсенскими сервизами, и в этой вполне приличествующей обстановке Лизелотте фон Винцельбах будет принимать высокопоставленных гостей с такими же добропорядочными принципами.

— Он, может быть, именно этого хотел, — будто что-то вспомнила Ловиза. — Хотел, чтобы о нем напоминали не вещи, а мысли.

— Между прочим, Ловиза только что рассказала: из всех друзей Мэнкупа его жена по-настоящему ценила только Грундега. А я-то, признаться, подумал, что у нее был роман с Баллином и шантажируют его именно на этом основании.

— Ничего подобного, — подтвердила Ловиза. — Дитера она терпеть не могла. Всегда удивлялась, почему Магнус дружит с ним, особенно после смерти Грундега.

— Мэнкуп когда-нибудь говорил вам, что это убийство? — спросил Мун.

— Никогда. Но меня это не удивляет, с болезнью было то же самое. Еще две недели тому назад мы не подозревали, что он смертельно болен. Держался как ни в чем не бывало. Какое мужество нужно было для этого… Верно, сейчас я вспомнила! Однажды, когда мы были вдвоем, Магнус заговорил о смерти Грундега…

— Что он сказал?

— Сказал, что официальное следствие для того и существует, чтобы скрывать правду. Потом пришел Дитер, и он больше не говорил на эту тему.

— Я занимался этим вопросом, — признался Айнтеллер. — Не по редакционному поручению, я еще тогда не работал в «Гамбургском оракуле». Многое здесь непонятно. Шофер «роллс-ройса» после дачи показаний бесследно исчез. Журналисты пытались его разыскать, но безуспешно.

— Один криминалист, между прочим с мировым именем, пришел к любопытному заключению, что причиной смерти был газ, который, воздействуя на больное сердце Грундега, привел почти к мгновенному коллапсу. Еще он высказал предположение, что ветровые стекла были специально заклинены, чтобы почувствовавший удушье Грундег не смог их открыть, — рассказал Енсен.

— Это кто же пришел к такому выводу? — удивился Фредди. — Впервые слышу!