Гамбургский оракул - Страница 31

Мун тоже заметил параграф, которому канцелярский стиль придавал еще более зловещую окраску.

— «В случае если Магнус Мэнкуп умрет в течение этого месяца насильственной смертью, обязуемся оставшийся договорный срок посвятить расследованию его…» — начал он читать, но остановился, услышав бой часов.

Приглушенный стенами и почти звуконепроницаемой обитой кожей дверью, он звучал иначе, чем в холле. Не как долетевшие из космической дали позывные, а как затухающий последний сигнал ракеты, уже входящей в иное, потустороннее измерение. Короткие паузы между как бы потерявшими вес и объем, превратившимися в лучи аккордами действовали на нервы. Вся рефлекторная система превращалась в ожидание: прозвучит ли еще сигнал — или это последний, самый последний, за которым не последует ничего, кроме мертвой тишины иного измерения?

На шестом ударе к этой музыкальной парафразе о бренности жизни человеческой, затерянной в бесконечности времени и пространства, присоединились гулкие пистолетные выстрелы экранных героев. На десятом Дейли послышалось что-то вроде громкого хлопка пробки. Доносился он с того конца коридора, — вероятно, из комнаты Мэнкупа.

— Как вам нравится? Пьют шампанское! Без нас! — Он комично воздел руки. — Ни в каком пункте договора это не обусловлено! Просто свинство!

— Это не пробка, — засомневался Мун.

— Сейчас узнаем. — Дейли направился к двери и энергично нажал ручку.

Дверь не открылась, она была заперта.

— Неужели выстрел? — выдохнул Мун, без толку обрабатывая мягкую обивку кулаками.

Дейли бешено принялся колотить подвернувшимся под руку стулом по стене. Взламывать дверь они еще не решались, — скорее всего ложная тревога. В конце коридора послышались не то стоны, не то крики. Дейли взял яростный разбег и попытался выломать дверь ногой. Безрезультатно. В ту же секунду снаружи раздался тихий щелчок щеколды. На пороге стоял белый как мел Баллин.

— Кто закрыл дверь? — взревел Мун.

— Мэнкуп! — Каждая черточка лица нервно подергивалась, как будто под кожей пробегали токи. — Мэнкуп! — повторил Баллин с отчаянием. Это явно не было ответом на вопрос Муна.

Дверь кабинета Мэнкупа была широко распахнута. Большое помещение освещалось лишь рабочей лампой, стоявшей на письменном столе. Опершись на членистую ногу, она услужливо изогнулась, чтобы осветить вложенный в пишущую машинку лист. Магда, тихонько всхлипывая, пыталась что-то прочесть сквозь пелену слез. Скульптор стоял у окна, придерживая обеими руками штору, которую, по-видимому, только что отдернул. Окруженный рассеянной дымкой света, его черный силуэт с драматической резкостью отделялся от словно продырявленной светлыми точками вертикальной полосы неба. Ловизу Мун обнаружил на диване. Она лежала, почти невидимая в темноте, лицом на валике, полускрючившись, словно от невыносимой боли. Сам Мэнкуп сидел за письменным столом. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — мертв.

Страшная минута. На Муна из темной комнаты нахлынуло чувство безвозвратной потери, трагической неизбежности, собственной беспомощности. Спустя секунду сквозь это бушующее горе, всплыв с неведомых глубин, пробилась и покрыла его тонкой маслянистой пленочкой совершенно иная, не совсем понятная эмоция. Мун с удивлением начал догадываться, что это такое. Облегчение. Магнус Мэнкуп был слишком сильной личностью. Он подавлял.

— Ничего не трогать! — скомандовал Мун. — Немедленно позвонить в полицию!

БАХОВСКАЯ КОМНАТА

Всякая героика кончается, как только тебя бросают на съедение диким зверям в грандиозном колизее, именуемом западногерманской демократией. Попробуй сохранить благородную осанку, когда твои ноги торчат из львиной пасти.

Магнус Мэнкуп

— Ничего не трогать! — повторил Мун, на этот раз для Дейли. Сам он тоже ничего не трогал, даже старался не глядеть на детали. Положение было щекотливым. Для Мэнкупа они были специально вызванными им американскими детективами, для гамбургской полиции — просто иностранцами. Любое самовольное действие могло только осложнить отношения с официальными органами правосудия.

Но существовала еще одна причина, пожалуй, более важная, почему Мун не захотел ни оставаться в комнате, ни даже осматривать ее. Любое новое впечатление, вдобавок к уже накопившимся, рассредоточивало. А сейчас следовало сосредоточиться на одном-единственном задании — вспомнить каждое произнесенное Мэнкупом слово. У Муна было смутное предчувствие: все, что Мэнкуп мог сказать и хотел сказать, сказано сегодня, под всеми его, казалось бы, случайными маршрутами, реакциями, разговорами скрывался подтекст, намек, указание.

Баллин подошел к телефону, остальных вывел Дейли.

— Посидите с ними в холле! — шепнул Мун. — Прислушивайтесь, но, ради бога, не задавайте никаких вопросов. Пока нам не разрешат принимать участие в расследовании, мы такие же гости, как все.

Пока Баллин звонил в полицию, Мун не трогался с места. Он стоял возле самого порога, точно там, где остановился, увидев мертвого Мэнкупа. Даже не сдвинулся, чтобы выключить телевизор, где по экрану под сильнейшие шумовые эффекты мелькали двойники тех, кто одновременно прыгал, бежал, стрелял в предоставленной ему комнате.

Когда Баллин кончил, Мун попросил его обождать. Он ни минуты не хотел оставаться в этой комнате без свидетелей. Мун вынул ключ из внутренней стороны замка и при Баллине запер комнату, потом вместе с ним прошел в холл. В глаза бросились в первую очередь не люди, а обстановка. После темноты кабинета, где остался запертый на ключ мертвец, красочность мебели и стен потрясала своей несуразностью. Скульптуры казались искаженными глиняными, металлическими, деревянными гримасами. Композиция бегущего в ужасе человека приняла черты Мэнкупа. Лишь свисавший с потолка часовой диск оставался прежним. Своим спокойным лунным цветом и неторопливым движением стрелок он напоминал о том, что ничего, в сущности, не изменилось, кроме количества живущих на земле людей.